Поющие в терновнике - Страница 171

171

— Ты так думаешь? — изумилась Мэгги.

— Да, конечно, — подтвердила Фиа. — Джастина ведь не из тех, кто поступает наобум — верно я говорю, внучка?

— Верно, — усмехнулась та, отвела влажную прядь, упавшую на глаза, поглядела на бабушку с нежностью, и матери подумалось, что к ней-то Джастина никакой нежности не питает.

— Ты у нас умница, Джастина. — Фиа покончила с печеньем, за которое принялась было с такой опаской. — Совсем недурно, но я предпочла бы не зеленую глазурь, а белую.

— Деревья белые не бывают, — возразила Джастина.

— Отчего же, если это елка, на ней может лежать снег, — сказала Мэгги.

— Ну, теперь поздно, всех будет рвать зеленым! — засмеялась Джастина.

— Джастина!!!

— Ух! Извини, мам, я не в обиду тебе. Всегда забываю, что тебя от каждого пустяка тошнит.

— Ничего подобного! — вспылила Мэгги.

— А я пришла в надежде на чашечку чая, — вмешалась Фиа, придвинула стул и села. — Поставь чайник, Джастина, будь умницей.

Мэгги тоже села.

— По-твоему, у Джастины правда что-то получится, мама? — с тревогой спросила она.

— А почему бы нет? — отозвалась Фиа, следя за тем, как внучка истово, по всем правилам готовит чай.

— Может быть, у нее это просто случайное увлечение.

— Это у тебя случайное увлечение, Джастина? — осведомилась Фиа.

— Нет, — отрезала Джастина, расставляя на старом зеленом кухонном столе чашки с блюдцами.

— Выложи печенье на тарелку, Джастина, не ставь на стол всю миску, — машинально заметила Мэгги. — И весь кувшин молока тоже не ставь, ради бога, налей, как полагается, в молочник.

— Да, мама, хорошо, мама, — так же машинально откликнулась Джастина. — Не понимаю, зачем на кухне разводить такие церемонии. Мне только придется потом возвращать все остатки по местам и мыть лишние тарелки.

— Делай, как тебе говорят. Так куда приятнее.

— Ладно, разговор у нас не о том, — напомнила Фиа. — Я думаю, тут и обсуждать нечего. По-моему, надо дать Джастине попытаться, и, скорее всего, попытка будет удачная.

— Вот бы мне твою уверенность, — хмуро промолвила Мэгги.

— А ты что, рассуждала насчет лавров и славы, Джастина? — резко спросила бабушка.

— От лавров и славы я тоже не откажусь. — Джастина вызывающе водрузила на кухонный стол старый коричневый чайник и поспешно села. — Уж не взыщи, мама, как хочешь, а подавать на кухне чай в серебряном чайнике я не стану.

— И этот вполне годится, — улыбнулась Мэгги.

— А, славно! Что может быть лучше чашечки чаю, — блаженно вздохнула Фиа. — Зачем ты все выставляешь перед матерью в самом невыгодном свете, Джастина? Ты же прекрасно знаешь, суть не в богатстве и не в славе, а в том, чтобы раскрыть себя.

— Раскрыть себя, бабушка?

— Ну, ясно. Суть в тебе самой. Ты чувствуешь, что создана для сцены, правильно?

— Да.

— Тогда почему бы так маме прямо и не сказать? Чего ради ты ее расстраиваешь какой-то дурацкой болтовней?

Джастина пожала плечами, залпом допила чай и протянула матери пустую чашку.

— Почем я знаю, — буркнула она.

— Сама не знаю почему, — поправила Фиа. — Надо полагать, на сцене говорят ясно и разборчиво. Но в актрисы ты идешь, чтобы раскрыть то, что в тебе есть, так?

— Ну, наверное, — нехотя согласилась Джастина.

— Фу-ты! Все Клири одинаковы — вечная гордыня и ослиное упрямство. Смотри, Джастина, научись обуздывать свой норов, не то он тебя погубит. Экая глупость — боишься, вдруг тебя поднимут на смех? А с чего, собственно, ты взяла, что твоя мать уж такая бессердечная? — Фиа легонько похлопала внучку по руке. — Будь помягче, Джастина. Не надо так от всех отгораживаться.

Но Джастина покачала головой.

— Не могу иначе. Фиа вздохнула.

— Что ж, девочка, в добрый путь, благословляю тебя, только много ли пользы будет от моего благословения…

— Спасибо, бабушка, очень тебе признательна.

— Тогда будь добра, докажи свою признательность делом — поищи дядю Фрэнка и скажи ему, что в кухне готов чай.

Джастина вышла; Мэгги во все глаза глядела на мать.

— Честное слово, мама, ты просто изумительна. Фиа улыбнулась.

— Что ж, согласись, я никогда не пыталась поучать моих детей, как им жить и что делать.

— Да, правда, — с нежностью отозвалась Мэгги, — и мы тоже всегда были тебе за это признательны.

Возвратясь в Сидней, Джастина прежде всего постаралась вывести веснушки. К несчастью, оказалось, это долгая работа, слишком их у нее много — придется потратить чуть не целый год и потом всю жизнь не выходить на солнце, чтоб веснушки не высыпали снова. Вторая забота была — подыскать себе жилье, задача не из легких в Сиднее в ту пору, когда люди строили себе отдельные дома, а поселиться в какой-нибудь многоэтажной махине под одной крышей с кучей соседей считалось сущим проклятием. Но в конце концов Джастина нашла квартиру из двух комнат на набережной Ньютрел-Бей, в одном из огромных старых зданий, которые давно утратили викторианское величие, пришли в упадок и обращены были в сомнительные меблирашки. За квартирку эту брали пять фунтов и десять шиллингов в неделю — при общей для всех постояльцев ванной и кухне дороговизна несусветная. Но Джастину новое жилище вполне устраивало. Хотя ее с детства и приучили хозяйничать, она вовсе не склонна была вить себе уютное гнездышко.

Жизнь в этом доме, носящем название Босуэлгарденс, оказалась куда интересней, чем ученичество в Каллоуденском театре, где Джастина, кажется, только и делала, что пряталась в кулисах, смотрела, как репетируют другие, изредка участвовала в массовых сценах и заучивала наизусть огромные куски из Шекспира, Шоу и Шеридана.

171